Автор: Ирина Михайлова
Сочинение по комедии А.С.Грибоедова "Горе от ума".
«…существование молодежи в Петербурге было томительно. В продолжение двух лет мы имели перед глазами великие события, решившие судьбы народов, и некоторым образом участвовали в них; теперь было невыносимо смотреть на пустую петербургскую жизнь и слушать болтовню стариков, выхваляющих все старое и порицающих всякое движение вперед. Мы ушли от них на 100 лет вперед».
И.Д.Якушкин
Декабрист Якушкин говорит о Петербурге, но разве нельзя сказать того же и о Москве (да и только ли о Москве) в гнетущий, «томительный» период с окончания войны 1812 года до восстания декабристов в 1825-м, явившегося реакцией как раз той самой «молодежи» на эти годы, молодежи, ушедшей «на 100 лет вперед» своего века.
Но, как впоследствии скажет А.С.Грибоедов о декабристах, - двадцать пять поручиков захотели перевернуть мир. Недаром же столь умный человек, будучи в близкой дружбе со многими декабристами и разделявший их убеждения, не вышел тем не менее на Сенатскую площадь, да и вообще в заговоре не участвовал. Но то, что по духу он был декабрист, ясно и без этого, достаточно лишь прочитать «Горе от ума» и обратить внимание на образ Чацкого – трагический образ, стоящий, как это ни парадоксально, в центре комедии.
Итак – образ Чацкого. В чем же трагедия героя пьесы? Одна ли она, или их несколько? И только ли «от ума» исходит «горе» Чацкого? Виноват ли он в своей трагедии? Что сделал он сам, чтобы предотвратить ее? Кем он уезжает из Москвы – победителем или побежденным, «со щитом» или «на щите»? Попробуем разобраться в столь сложном и противоречивом герое.
Александр Андреевич Чацкий противопоставлен фамусовскому обществу, твердо сохранявшему привычки и обычаи «века минувшего». Это человек «века нынешнего», причем не такой, далеко не такой, как Молчалин и ему подобные (принадлежащие, впрочем, к тому же поколению).
Отечественная война 1812 года и вызванный ею национально-патриотический подъем обострили и усилили антикрепостнические настроения в народных массах и среди передовой части дворянского общества. В послевоенные годы возникают тайные общества, кружки. И Чацкий – яркий образ «нового человека», декабриста по взглядам и убеждениям.
Чацкий изображен «гостем» в Москве (или как о нем говорят – «приезжим»). Он возвратился после долгого путешествия. Что он делал в это время, чем занимался, с кем был дружен – об этом Грибоедов не рассказывает (да и не может рассказать в рамках комедии). Но видно из отрывочных фраз Молчалина, других персонажей пьесы, из воспоминаний Софьи [о прежних с ним отношениях], что тот возвращается явно не прежним. Неизменным в Чацком осталось лишь чувство его к Софье. Вот это-то чувство и вызывает трагедию – личную трагедию героя.
После долгой разлуки Чацкий не только не перестал любить Софью, но даже сильнее полюбил ее (еще одно доказательство истинности фразы: «Разлука или убивает чувство, или делает его еще сильнее»).
А вот любовь Софьи к нему не только не окрепла, но исчезла вовсе, да была ли она вообще – любовь – неизвестно. Ведь сама Софья говорит об этом: «Ребячество!»
И в такой ситуации Чацкий вдруг возвращается (так же внезапно, как и уехал) и, как буря, врывается в тихую, размеренную жизнь дома Фамусова. Прежде всего его появление неожиданно (и нежелательно) для самой Софьи. А Чацкий, ослепленный ее необыкновенной красотой и, еще более, своей любовью, не замечает ни ее холодности, ни отчужденного вида. Он радуется своей радости, даже не потрудясь извиниться за столь долгое отсутствие, даже не подумав о том, как он должен был оскорбить Софью своим отъездом (если она любила его), а особенно – тем, что исчез на неопределенный срок – ни одного письма, никаких известий о себе, и вдруг, как гром среди ясного неба – этот его приезд.
Чацкий видит и слышит только самого себя, со всеми говорит сквозь «пелену» своих же собственных фантазий. В этом смысле в любви своей он – эгоист.
Софья – как она отвечает на пылкие чувства Чацкого, как она воспринимает этот внезапный фейерверк чего-то непонятно, чуждо нового, что он привез из своих путешествий? Да никак не воспринимает. Она не любит его, и этим сказано все. Поначалу лишь осторожно намекает, помня об уме (острейшем уме) Чацкого, что он не писал, что она не любит его, что, наконец, она любит другого. Но, убедившись, что Чацкий не может, не хочет ее понять, она уже прямо говорит о «достоинствах» Молчалина, а на вопрос Чацкого: «Зачем же вы его так коротко узнали?» следует уже совсем прямой ответ: «Я не старалась – бог нас свел». Ну, уж тут даже и глупцу стало бы ясно, что его кому-то «предпочли», пусть даже этот «кто-то» - Молчалин. Но Чацкий и здесь занят лишь самообманом: он верит, что Молчалина, пресмыкающегося перед целым светом ради собственного благополучия и спокойствия, любить нельзя. И вот какой напрашивается вывод: Чацкий себя. Свою любовь ставит выше Молчалина и его «любви». А как самовлюбленны его вопросы к Софье относительно того, может ли Молчалин любить ее так, как он; есть ли в нем «то чувство, пылкость та…»! Снова извечное «я». Так что, колкости Софьи, ее «холодности» вполне объяснимы. А.С.Пушкин скажет: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей…» А Чацкий? Он настолько любит, что занят только своей любовью, следственно, Софья к нему питает противоположные чувства (если не ненависть, то уж, во всяком случае, и не любовь).
Таким образом, как видно, Чацкий сам виноват в своей личной трагедии, ведь «…если любит кто кого, зачем ума искать и ездить так далеко?»
Но дело в том, что личную трагедию Чацкого Грибоедов берет за основу его общественной трагедии. В пьесе основной темой становится конфликт Чацкого и фамусовского общества. Не случайна и эта пропорция – один против многих и многих. Не случайны, разумеется, и слова автора (сказанные позже) о «25 поручиках».
А отсюда вопрос: как же сам Грибоедов относился к своему герою? Ответить на него крайне сложно, т.к. автор комедии не выводит Чацкого победителем, не дает ему одержать даже моральной победы над миром Фамусовых и Молчалиных, Скалозубов, Репетиловых и Загорецких...
Но во всех столкновениях с ними Чацкий уже не выглядит слепо влюбленным, который от любви «не в своем уме». Нет, здесь он «бьет по щекам» противников колкими, сильными, обличающими монологами. Здесь его ум и способность наносить удары словом не знают себе равных. Здесь он уже ничего не скажет невпопад, а все очень точно разит цель.
Но вот вопрос: для чего все это? Кому это нужно? Фамусова учить жить? Скалозубу говорить о науке? Молчалина презирать? Да они не поймут, вернее – поймут, но постараются поскорее избавиться от столь назойливых речей, которые вредят их по-старому тихой, спокойной, размеренной жизни. Разумеется, они и раньше слыхали такие речи, видали таких «книгочеев», «карбонариев», «проповедующих вольность»… И Чацкий не открывает им Америки своими критическими, обличительными речами. Они знают, что все происходит точно так, как он и говорит, но им это не мешает жить по-прежнему.
Так ради чего же нужны автору столь глубокие монологи перед Фамусовыми, заткнувшими уши?
А.С.Пушкин, прочтя комедию, сказал, что в ней только одно умное по-настоящему действующее лицо – сам Грибоедов.
Значит, эти «монологи в пространство» не случайны. Да и «в пространство» ли они? Разумеется, нет. Ведь это – пьеса. Пьеса, которую можно (нужно) играть на сцене, показывая зрителю Фамусовых, Молчалиных, Скалозубов, Репетиловых, Загорецких и Чацких. Значит, и речи все они произносят зрителю – нам.
К тому же, личная и общественная трагедия Чацкого очень тесно связаны между собой. Ведь он и не думал произносить речей ни перед кем, когда приехал. Он думал лишь о своей любви, приезжал к одной только Софье! А вот поди ж ты! Нарвался на такие «грубости» со стороны всех, даже ничтожества – Молчалина. Это с одной стороны. А с другой – Чацкий только то и делает, что упрекает, винит, обличает, так что Софья вполне справедливо задает вопрос, случалось ли ему хоть «ненароком» добро о ком-нибудь сказать.
Чацкий «колется» постоянно: и в разговорах с Софьей (любимой девушкой!), и с ее отцом (будущим тестем!), и с остальными (гостями в доме Фамусова, или служащими у него в доме!). Хотя, конечно, как же иначе может вести себя Чацкий? Уподобиться Молчалину («…в мои лета не должно сметь свои суждения иметь…»)? Нет уж, Чацкий есть Чацкий, и «обрядить» его «под кого-то» нельзя.
В конечном итоге все же получается, что вывод «горе – от ума» напрашивается сам собой.
Ведь раз такой умный герой, ни на что не закрывающий глаз, смело говорящий в лицо подлецу, что он подлец, дураку, что он дурак… Раз такой человек переживает трагедию и горе, стало быть, горе его – «от ума».
Горе Чацкого в том, что он очень умен и город для того, чтобы жить в фамусовском обществе. Конечно, он прав, но – и только. Ведь он – один. А что он может один? («Единица – вздор, единица – ноль». Горе одному – один не воин!). Справедливо. А Чацкий – один из «двадцати пяти» против «мира». Вот почему он не победитель. Но и не побежденный – ведь молодежь уже потянулась за такими, как он (Скалозуб рассказывает о своем брате: «Чин следовал ему, он службу вдруг оставил…», гости говорят о «читающей», т.е. образовывающей сознание молодежи). Фамусовское общество лишь численно превосходит «двадцать пять». Но оно тоже не побеждено и не победило.
Таким образом, в комедии нет ни победителей, ни побежденных. Кто победит – решит время и история.
А пока:
«Судьба – проказница-шалунья
Определила так сама:
Всем глупым – счастье от безумья,
Всем умным – «горе от ума»!»
Горе уму! Время Чацких в России еще не пришло.
« Назад к списку